catpad

Из деревни Робиб мы выехали в Пном Пень на так называемом такси. В кабине ехали мы, в кузове ехали восемь свиней. На свиньях сидели крестьяне - человек десять. Как они там поместились одному богу известно, но в Камбодже такой способ передвижения совершенно естественен. Обычно в грузовики набиваются люди, свисающие гроздьями с боков, а если заглянуть внутрь, то уже нельзя понять, где чьи руки и ноги. Самое поразительное, что они никогда оттуда не падают - на кочках и ухабах машина подскакивает до небес, а людям на ней каким-то загадочным образом удаётся балансировать на мешках с рисом или на свиньях, на которых они сидят.

Робиб:

Ехали мы так довольно долго, когда, наконец, случилось неизбежное - машина заскрежетала и остановилась. Все вышли и стали её разбирать по частям. Водитель вытащил ось задних колёс и стал выправлять её придорожным камнем. Прошло полчаса, но ось, видимо, покривилась ещё больше, и дело кончилось тем, что водитель взвалил её на плечо и пошёл пешком по пыльной дороге, палимый солнцем, как отец Фёдор - солдатским шагом, глядя впёред твёрдыми алмазными глазами. Он ушёл в неизвестность, потому что на многие часы вперёд и назад простирались непроходимые леса.
(Здесь нужно заметить, что жители Робиба только недавно получили возможность свободно передвигаться по стране. В начале девяностых годов единственная дорога из деревни в Кампон Том контролировалась остатками Красных Кхмеров, которые засели в окрестных лесах).

Мы остались на пыльной дороге, под палящим солнцем со свиньями и крестьянами, которые, кстати, постепенно начали рассасываться - видимо уходили в леса и становились партизанами. Перспектива остаться с одними свиньями и питаться ими, живя в лесу, не очень радовала, поэтому мы стали пытаться останавливать редкие проезжающие машины, которые в основном было военными. Полтора часа прошло в бесплодных попытках, когда, наконец, нам не остановил свой грузовик проезжаюший мимо крестьянин. Мы сели в кабину на одно свободное сиденье, разделив его с женой крестьянина, их ребёнком и двумя чемоданами. Я был полностью погребён под чемоданом, поэтому дороги не видел.
В благодарность я дал водителю 20 долларов, что, судя по его сияющему лицу, означало примерно месячный заработок.

Следующим пунктом путешествия была провинция Раттанакири на севере Камбоджи, на самой границе с Лаосом. Добраться туда можно только самолётом Королевских Камбоджийских авиалиний, который летает туда два раза в неделю. Королевские авиалинии располагают старым советским Яком, годов 60-х, который вмещает человек 40. Как правильно заметила Ренушка, девизом королевского аэрофлота должно стать "Спасибо, что решились лететь с нами. С вами наш экипаж чувствует себя уверенней!"
В общем, мы помолились, вспомнили umeshu, и полетели в Раттанакири. Во время полёта umeshu была помянута ещё много раз, особенно, когда стало известно, что никакой посадочной полосы в Раттанакири нет, а самолёт просто садится на пыльное земляное поле.

Ну, раз я это пишу, стало быть самолёт сел благополучно, подняв кучу пыли вокруг себя. Местный аэропорт напоминает сельский полустанок, а на "взлётном поле" играют дети и собаки.

Озеро в Раттанакири:

В Раттанакири мы снимали репортаж про ещё один проект неутомимого Берни. В главном городе провинции находится довольно большая школа, в которой установлена спутниковая тарелка. Каждое утро пять мотоциклистов собирают со школьных компьютеров пришедшую почту на специальные приёмники, установленные на мотоциклах, и разъезжаются по пяти маршрутам, объезжая множество маленьких деревенских школ, расположенных в непролазных джунглях. Проезжая мимо школы, мотоциклист посылает со своего передатчика на школьный компьютер пришедшие сообщения и принимает ожидающую его там почту, чтобы потом послать её с помощью центральной тарелки.
Вот мы и поехали в машине за одним таким мотоциклистом по маршруту длиной 75 километров. Поездка по лесным дорогам заняла 9 часов, и вечером я вышел из машины в таком состоянии, как будто меня 9 часов катали на американских горках.

Сначала мы поехали в деревню племени Тампун. Это такое этническое меньшинство, которое говорит не на кхмерском, а на тампунском языке. Люди эти совершенно дикие и тёмные, настоящие дикари. Они грязны до умопомрачения, никогда не улыбаются (в отличие от кхмеров) и вообще с трудом понимают, чего от них хотят. В маленькой деревенской школе учительствует одна несчастная учительница, которая к тому же заболела малярией в тот день, когда мы приехали.
Тампуны смотрели на фотоаппарат непонимающими глазами; было видно, что они вообще не понимают, что это такое и в чём собственно состоит процесс. Эти люди производят очень тягостное впечатление; хотя и среди них много красивых девушек, но их лица покрыты слоем грязи. Какие там обитают болезни, даже и думать не хочется.

Вот, кстати, тампунская девушка с кувшином:

А это дети тампунов:

После ухабистой пыльной дороги машина свернула на настоящую лесную тропу. Водитель выходил каждые несколько минут, чтобы подложить полено под колёса и таким образом преодолеть очередную яму. Так мы ехали ещё два часа, пока, наконец, дорогу не перегородила река, довольно-таки бурная. Тогда наши сопровождающие стали свистеть на противоположный берег, с которого приплыла лодка и переправила нас туда. На другом берегу оказалась деревня народа Лао, которые говорят на лаосском языке. Лаосцы гораздо чище и приветливей тампунов. Мы пообедали в доме деревенской учительницы. Дом представляет собой большой деревянный сарай, стоящий на сваях. Комнаты перегорожены тряпками, а стены украшают кричащие портреты индийских красавиц и медицинские плакаты оказания первой помощи, видимо также использующиеся в качестве украшений.

Окончание следует...